GEN. №3.

[FandomFest]

Конкурс "Фанфикшен".
Номинация: G
Автор: Сириус
Фандом: Harry Potter
Название: 5 хоркрусов Лили Поттер
Рейтинг: R
Персонажи: Лили Поттер/Джеймс Поттер, Лили Эванс/Северус Снейп.

- Лили! – она повернула голову на звук, не открывая глаз. – Лили, милая, все закончилось.

Мягкий баритон мужа заставил улыбнуться прежде, чем она осознала, что же произошло и где они оба находятся. Первое, на что Лили обратила внимание – запах. Непередаваемый запах прелых листьев и прохладного, пронизанного солнцем воздуха. Затем вернулись ощущения, и девушка поняла, что лежит на скамейке и почувствовала широкую ладонь мужа, поддерживающую ее под голову, как будто он купал младенца. Младенец… это слово обожгло все внутри, будто бы Лили неожиданно хлебнула серной кислоты вместо сока. Ребенок, ее сын…

- Гарри! Гарри, что с ним?! – она резко села и открыла глаза. – Джеймс, что с Гарри?
- С ним все в порядке, - поспешно заверил ее муж.
Немного успокоившись, Лили, наконец, осмотрелась.
- Мы на вокзале? – удивленно спросила она, испуганно сжимая ладонь мужа.
- Похоже на Кингс-Кросс, - неуверенно протянул Джеймс.

Лили попыталась вспомнить, что же предшествовало этому странному пробуждению. Вспоминались такая же поздняя осень, уютный старый дом в Годриковой Лощине, скрипящие под ногами половицы. Вечер в гостиной, большой жаркий камин, маленький Гарри, играющий с отцом в кубики, и вышивка, которую Лили вот уже месяц не могла закончить. Хруст гравия на подъездной дорожке, который они услышали слишком поздно. Томительные мгновения в поисках забытых на втором этаже палочек. «Бери Гарри, бегите, я их задержу». Длинное платье, мешающее бежать, плач испуганного ребенка, слишком крутая лестница. Вспышка зеленого света, боль, темнота. К собственному удивлению, Лили не ощутила ни страха, ни боли. Какая-то часть души знала, что с сыном все в порядке. А большего пока что и не требовалось.
- Джеймс, мы… мертвы?
- Наверно, - взъерошенный Джеймс погладил ее по спине. – Смотри, кто это?
Они оба повернули головы влево, туда, где из густого тумана появился волшебник в шелковой лиловой мантии. Казалось, он шел, не касаясь земли, плавно скользя в полудюймов над платформой. Вскоре Поттеры смогли разглядеть длинную седую бороду, перехваченную золотистой лентой, нелепую серую шляпу с серебряными звездами и яркие туфли в восточном стиле.

- Профессор!– выдохнула Лили, вспорхнула со скамейки и кинулась к старому волшебнику. Директор Хогвартса широко развел в стороны руки, будто ловил ребенка, затем заключил девушку в объятия, мягко улыбнувшись растерянному Джеймсу.
- Вы… тоже мертвы? Значит… Волдеморт…? – Лили слабо всхлипнула.
- Давайте сядем и немного успокоимся, - предложил Дамболдор. Все трое устроились на скамейке, Лили вцепилась в худую старческую руку, такую же теплую и крепкую, какой она ее помнила со дня их последней встречи.
– Я готов поверить в такого рода посмертие, просто это как-то… неожиданно. , - признался Джеймс. - Почему не дом с садом, к примеру, а именно вокзал?
- Если вы спуститесь с платформы и пройдете через парк, то попадете как раз на автобусную остановку. Там вас встретят и проводят до самого дома. Теперь у вас есть свой дом с садом, там все именно такое, каким вы хотели бы видеть. Там вас ждут друзья.
Лили испуганно ахнула.
- Да, которые тоже погибли, - спокойно ответил Дамболдор. - Вы здесь не навсегда. Нужно время, чтобы прийти в себя, осознать и до конца пережить все случившееся. А затем вас ждет новая жизнь, с чистого листа.
Джеймс испуганно сжал руку жены, словно боясь, что она сейчас исчезнет.
- Вместе, - поспешил успокоить их Дамблдор.
- То есть вокзал, это… переходный этап, да? – в глазах Лили отразилось понимание.
- Да, милая, да.
- Что с Гарри? – Лили подалась вперед.
- С Гарри все в порядке, он остался жив, ты узнаешь о его судьбе немного позднее. А теперь я расскажу, почему вам с Джеймсом придется задержаться здесь подольше. Дело в том, что при жизни ты успела создать четыре хоркруса, сама того не ведая.
- Создала что?
- Хоркрусы. Темные маги используют их для того, чтобы обрести бессмертие. С помощью убийства они раскалывают душу на части, истончая ее, и заключают в какие-либо предметы. Конечно, цена таких поступков невероятно высока – маги коверкают свою человеческую сущность. Это безрадостный путь, и он приносит с собой только могущество, отнимая радость, счастье и покой. К тому же, хоркрусы не так сложно уничтожить, как всем кажется. Твое могущество, Лили, заключается в том, что ты умеешь любить. Это светлое, очень светлое волшебство. И оно не принесет вреда ни вам, ни кому-то еще. Дело в том, что когда Лили сильно, от всего сердца кого-то любила, она отдавала кусочек своей души. Близкие ей люди всегда находились под ее защитой. Поэтому вы оказались здесь – некоторые части твоей души пока так и не вернулись обратно. Но как только они все снова соберутся – вы с Джеймсом сможете уехать отсюда.
- Мы с Джеймсом? – эхом повторила Лили. – А почему…
- Потому что одна часть твоей души навсегда привязана к нему.
На Лили нахлынули воспоминания. Она вспомнила, как в первый раз увидела вихрастого вздорного мальчишку, который заразительно смеялся вместе с Сириусом над каким-то рассказом. Вспомнила задиристого и грубоватого подростка, который с самодовольной улыбкой пригласил ее на свидание. И его растерянное лицо, когда он услышал отказ. Вспомнила нежного и чуткого молодого человека, который впервые попросил прощения у слизеринца, на которого Сириус из вредности наложил Летучемышиный Сглаз. Вспомнила серьезного мужчину, который надевал на ее палец обручальное кольцо и поглаживал ее огромный живот. Вспомнила самого лучшего на свете отца, который по ночам просыпался от малейшего всхлипа Гарри и бежал подогревать для него бутылочку с молоком.
- А вторая часть осталась с Гарри, - Джеймс не спрашивал, он утверждал, и Альбус коротко кивнул. – Но ведь Гарри, я надеюсь, проживет долгую и счастливую жизнь? Значит, что мы навсегда останемся здесь? А что потом?
- Я уверен, что он никогда не забудет вас и станет гордиться своими родителями. Не сомневаюсь, что ему еще не раз потребуется ласковое мамино прикосновение. Но потом он обязательно найдет ту женщину, которая станет для него ближе кого бы то ни было на свете. И тогда уже она станет заботиться о нем.
Легко рассмеявшись, женщина соскочила со скамейки, увлекая мужа за собой.
- Спасибо вам за все, Альбус! Вы наш ангел-хранитель. И на этот раз – только хорошие вести.
- Ни о чем не волнуйтесь. У всех сказок рано или поздно наступает счастливый конец. А уж светлое волшебство никогда не приведет к печальным последствиям.
И Лили почувствовала, что так оно на самом деле и есть. Кажется, Джеймс тоже. Он обнял свою жену за талию, защищая от всех тревог и невзгод, и они вместе зашагали к остановке, возле которой их уже ждали Френк и Алиса, их старинные друзья.
_______________________

Он никогда не собирался второпях, понимая, какое это важное и ответственное дело – сборы. Каждая вещь, аккуратно сложенная и упакованная, заняла в чемодане свое место. Каждая рубашка – рукав к рукаву. Каждый флакончик с зельями – подписан и пронумерован. Мужчина окинул взглядом свои вещи, вздохнул и закрыл чемодан. Ему хотелось немного постоять посреди комнаты, запоминая каждую деталь, впитать кожей запах чистых простыней с легким ароматом лаванды, провести кончиками пальцев по шершавым камням крохотного камина. Но он знал – еще пара минут размышлений и сожалений, и у него не хватит духу уйти. Не потому, что он слабый и беспомощный, а потому, что он сильный и независимый. Настолько сильный, что всегда был одиноким, настолько независимый, что стал ранимым.
Что случилось с ним? Всегда настороженный, готовый к тому, чтобы держать удар – он позволил пробить брешь в своей обороне. Он позволил себе поверить в любовь и в призрачную надежду на счастье. Как на парадоксально то, что его – урода, отброса общества - смогла полюбить ТАКАЯ женщина, удивительней другое – как они решились на то, чтобы быть вместе, когда вокруг мир сходит с ума? Нет, они – не первая пара, которая пытается использовать оставшееся время для того, чтобы успеть насладиться жизнью, потому что знает – завтрашнего дня у них может просто не быть. Странно другое – зачем они обрекли на это проклятие ребенка? Своего ребенка…
Ремус устало закрыл глаза. Бежать, бежать отсюда как можно скорее. Пока Нимфадора еще не вернулась с работы. Бежать к Гарри, отправиться вместе с ним выполнять последнюю волю Дамблдора. Или снова вербовать вервольфов... Все, что угодно, только бы не видеть тревожные глаза жены, в которых навсегда застыла боль. Даже когда Тонкс смеется – у самых зрачков не тает тонкая ледяная корочка. А растущий живот его жены с каждым месяцем становится все тяжелее скрывать. Пусть придется бегать в волчьем обличье бесконечно долго, не имея возможности говорить и есть по-человечески. Это все ерунда. Главное – не видеть, как беременная Нимфадора снова отправляется на задание Ордена, не сходить с ума по ночам, представляя, как ее пытает Волдеморт.
Ремус взмахнул палочкой, и чемодан послушно поплыл перед ним вниз по лестнице. Двенадцать ступенек… Мужчина неожиданно вспомнил, как на свадьбе нес вверх по этим ступенькам ошалевшую от счастья жену, похожую на кремовую розочку с торта.
- Разве в эту минуту глаза ее не оттаяли?
Ремус вздрогнул, чемодан с грохотом упал на пол. Кто мог разговаривать с ним пустом доме? Наверное, просто показалось. И неудивительно – нервы напряжены до предела. Он бросил короткий взгляд в запыленное зеркало, отразившее осунувшегося мужчину с синяками под глазами – и сразу отвернулся. Красавица Тонкс заслуживает кого-то получше, чем потрепанный жизнью оборотень.
- И этого «кого-то» она теперь будет искать, нося на руке обручальное кольцо и находясь на шестом месяце беременности? – поинтересовался все тот же голос.
А Ремусу уже было все равно, прозвучали эти слова внутри его головы или нет. Он слишком устал, чудовищно устал бороться сам с собой.
- Может, и льдинки у нее в глазах от того, что она читает твои мысли, как открытую книгу? От того, что боится тебя самого, твоей холодности, твоей отстраненности? И видит причину только в том, что ты не хочешь этого ребенка?
Входная дверь жалобно хлопнула, резко щелкнул замок. Дом опустел.

Чувствуя себя настоящим предателем, но не в силах поступить иначе, Ремус оказался в своей холостяцкой квартире на Набережной Виктории. Путота и уныние, сорванные занавески и исцарапанный когтями паркет гармонировали с его мрачным настроением. Что ему оставалось? Уйти к оборотням или изготовить яд?
- Вместе яда тебе лучше приготовить мятное зелье, - посоветовал все тот же спокойный голос, показавшийся Ремусу смутно знакомым.
- Зачем мне кровоостанавливающее и успокаивающее? – устало спросил он у своей галлюцинации.
- Тонкс вернулась домой, не обнаружила тебя и твоих вещей, у нее началась истерика. Дома никого нет, ее родители вернутся только через час. Если ты сейчас не поспешишь к жене, то возникнет угроза беременности.
Ремус недоверчиво огляделся по сторонам. Квартира выглядела такой же мрачной и безжизненной, как и прежде. Он был в квартире один. Мужчина рассмеялся коротким лающим смехом… и тут же получил хлесткую пощечину. Никто и никогда не давал ему пощечин. Когда он повернулся, то с ужасом понял, что находится в коридоре не один. В первый миг он не узнал стоящую напротив него женщину – на щеках пылал лихорадочный румянец, а глаза налились такой яростью, какой он у нее прежде не видел. Но в тот же миг черты ее лица смягчились, из глаз покатились слезы размером с горошину, а руки предательски задрожали.
- Лили! Малышка, я…
- Замолчи, замолчи сейчас же! Я не хочу разговаривать с человеком, который смеется в то время, как его жена бьется в истерике.
- Лили, милая, прости меня… Но ты же, ты же… ты и Джеймс… Я не могу вернуться, не могу, понимаешь!
- Что ж, это правильное решение. Нимфадоре не нужен такой муж, которому наплевать на собственного сына.
- Мне не наплевать!
- Нет, Ремус, не лги! Это Джеймсу было не наплевать! Вместо того, чтобы бросаться на поиски приключений и геройствовать – он остался со мной. Каждый миг – рядом, оберегая и заботясь. Присутствовал на родах, слышал первый крик Гарри. И отдал за него жизнь. Понимаешь, за него! И я горжусь своим сыном, который отказался от твоей помощи, несмотря на то, что отчаянно желал принять ее. Отказался ради тебя самого, ради твоей семьи.
Неожиданно Ремус понял, что Лили знает о их разговоре с Гарри и о размышлениях последних месяцев. И она больше не называет его «Муни» как раньше. И в ее голосе больше нет прежней мягкости.
- Лили, она никогда не простит меня, моего позорного бегства. Им с малышом и вправду…
Рыжеволосая волшебница резко развернулась на каблуках и пошла по направлению к двери. Лили, которая не отвернулась от Лунатика, узнав о его тайне и помогла ему поверить в то, что жизнь его не закончена, в то, что для него еще возможны и радость, и даже счастье.
- Лил, постой! Что нужно для этого самого зелья?
Казалось, перед ним стояла теперь совершенно другая женщина, почти девочка, с улыбающимся радостным лицом.
- Скажешь Нимфадоре, что избавлялся от старых вещей, которые напоминали тебе о прошлой жизни – без нее. Что решил начать новую жизнь, что готов поверить ей от всего сердца. Она простит, она примет. И, кстати, у вас родится сын. И твоих… качеств он не унаследует. А теперь – зелье. И поторопись, Муни, у тебя всего десять минут до того момента, как Тонкс окончательно решит, что ты разлюбил ее.
Именно эти десять минут перевернули жизнь Ремуса с ног на голову. Даже когда он делал Тонкс предложение, когда они обменивались кольцами, когда узнали о том, что скоро станут родителями – в его душе царила гулкая пустота. И только теперь он по-настоящему осознал, что рядом с ним – самая лучшая женщина на свете, которая уже простила ему и эти месяцы отчуждения, и его холодность и даже его уход. А еще подумалось о том, что он чуть было не упустил возможность – быть с Тонкс и со своим ребенком. Ту возможность, ради которой Джеймс оставил все дела Ордена Феникса и поселился с женой в Годриковой Лощине. А что, если (не приведи Мерлин!) случится то же самое? Если они с Нимфадорой погибнут? Он никогда не простит себе того, что не использовал с толком все отпущенное им время, что не провел с ней и с сыном каждую секунду своего существования.
- Не думай об этом. Все еще можно исправить. А из Гарри получится отличный крестный, - уверила его Лили, помогая вылить зелье в хрустальный флакон и плотно подогнать крышку.

Тонкс стояла, крепко держась за перила лестницы. Кровь отлила от ее щек, губы посинели. Ремус, не успев отряхнуть каминную золу, бросился к ней, подхватил на руки и отнес в спальню. Разжал жене зубы и влил в рот мятное зелье.
- Где ты был? – через пару минут слабо прошептала Тонкс. – Я думала, что ты… ты…
- Моя глупая маленькая девочка! Я просто решил выбросить старые вещи. Расстаться с прежней жизнью. Прости меня… за все прости. Теперь я ни на минуту вас не оставлю.
- А я уж подумала.., - Нимфадора слабо улыбнулась и вдруг лицо ее стало удивленным и растерянным.
- Тебе плохо? Мне послать патронуса…
- Тшшш! – Тонкс схватила его ладонь и приложила к своему животу.
Ничего не понимающий Ремус с тревогой вглядывался в глаза жены, но привычной корочки льда, у самого зрачка, как не бывало. И вдруг что-то осторожно толкнулось ему в ладонь, робко, будто спрашивало разрешения.
- Ч-что это?
- И где твоя хваленая храбрость, Муни, - с той же мягкой интонацией, которая была так свойственна Лили, спросила Нимфадора. – Это наш с тобой ребенок. Здоровается.
- Ребенок… сын. Милая, у нас с тобой будет сын! – ошалевший от счастья Ремус готов был валяться по ковру, как щенок, болтая лапами (ой! ногами и руками!) в воздухе.
- Давай назовем его…
- Тедди! – в один голос воскликнули супруги и рассмеялись.
- У вас все хорошо?– послышался снизу голос вернувшейся домой Андромеды. – Что это у вас там за веселье?
- Да, мам! – завопила откликнулась Тонкс, совершенно счастливая. – Если ты поспешишь к нам, то еще успеешь поздороваться с Тедди!

Неясное предчувствие разбудило Лили на рассвете. Здесь, где не надо никуда торопиться и нечего опасаться, она позволяла себе, впервые за долгое время, спать допоздна. Будильник показывал шесть утра, Джеймс еще крепко спал. Не удержавшись, она погладила его по волосам, Джеймс шумно выдохнул, но не проснулся. Лили перевела взгляд на маленькую прикроватную тумбочку и заметила лежащий на ней конверт, подписанный летящим почерком с многочисленными завитками. Всего одно слово – «Лили». То ли указание на авторство письма, то ли – на адресата.
Открывая конверт Лили уже догадывалась, от кого это послание. Она подсознательно ждала этого письма со дня своего появления здесь. Первое, первое письмо из пяти.

«Здравствуй!
Я хотела написать тебе, что у нас все в порядке. У нас – это у меня и у Гарри. Он такой славный мальчик! Именно такой, каким ты себе его представляла – внешность Джеймса, а характер больше похож на твой. Только он намного, намного сильнее, чем ты (уж прости, что пишу так). Солнечный львенок, который верит в этот мир, который не знает, что такое озлобленность и недоверие. Не волнуйся – я не оставляю его ни на минуту. В его снах – пою ему колыбельные и рассказываю о Джеймсе, в реальном мире – даю почувствовать свое тепло, свою заботу.
Не скажу, что детство его было безоблачно – ты ведь и сама знаешь, в каком мире он живет. Но он со всем справился, со всем! Мы победили – все мы, все магическое сообщество, весь мир. Не волнуйся, Лили, теперь за ним есть кому присмотреть. Рядом с ним – верные друзья и любимая девушка. Она так похожа на тебя в молодости! Такая же рыжая и отважная, так же верит в людей. Настоящая гриффиндорка. И твою внучку будут звать точно так же, как и тебя. И она тоже будет рыжей и храброй.
Ты скоро и сама все увидишь, просто мне показалось важным – самой написать».

Как только Лили дочитала последнюю строчку, письмо исчезло. Но не успела она как следует удивиться или разбудить Джеймса, чтобы рассказать ему о сыне, как в окно тихо постучалась какая-то птица. Это была совершенно точно не сова – Лили никогда не видела таких ярких сов. Спустив босые ноги на пол, девушка бесшумно встала и подбежала к окну. Феникс, это был настоящий феникс с переливающимися огненными перьями, по-человечески умными глазами и блестящим черным клювом.
- Фоукс? – одними губами прошептала Лили.
Феникс взлетел с подоконника, будто приглашая девушку следовать за собой. Она оглянулась на спящего мужа и решила его не будить. Накинув халат, она выскочила в сад. Солнце еще не успело прогреть землю, и утренняя роса приятно холодила босые ноги. Феникс сидел на спинке одной из скамеек, повернув голову на бок.. Не успела Лили подойти к скамейке, как в воротах сада появился Дамблдлр.
- Альбус! – по-девчоночьи взвизгнула она и кинулась на шею старого волшебника.
- Теперь я живу в доме напротив и мы будем видеться чаще, - сообщил Дамболдор.
- Но почему?!
- Я умер, - просто ответил профессор. Ну-ну, не стоит плакать, совсем не стоит. Это была достойная смерть. Именно такая, какую я бы для себя выбрал. Это не значит, конечно, что мне вообще хотелось бы умирать, но все же теперь я могу увидеться с дорогими мне людьми.
- Ваша мать и сестра?
- Вот именно, они,- ответил Дамблдор, но его радостный тон совершенно не вязался с грустными глазами, будто он ожидал встретить здесь еще кого-то, но так и не встретил. - Я вас познакомлю, но попозже. И о смерти своей расскажу. Все равно Джеймс потребует от меня подробного отчета, ты же его знаешь. А мне вовсе не хочется повторять одну и ту же историю дважды.
- Что же тогда? – на лице Лили были написаны растерянность и волнение. – Что-то с Гарри?
- Ну что ты. С ним все хорошо, разве ты не получила письма? – старый волшебник лукава улыбнулся. - У тебя осталось четыре хоркруса. Думаю, следующие два не заставят тебя долго ждать. Знаешь, было любопытно наблюдать за ними. Ведь это, в конце концов, не совсем ты. Это... отдельные части твое души, о которых ты, возможно, и сама не подозревала. Пойми, моя дорогая, они остались не с теми, кого ты больше всего любишь, а с теми, кому это было необходимо больше всего.
- А я-то ломала голову, почему один из них не остался с вами, профессор.
- Если бы могла, ты бы свою душу и на сто частей разделила, я знаю, - засмеялся Дамболдор. – Знаешь, это так странно – видеть тебя такой разной. Самой старшей Лили исполнилось тридцать пять лет. У нее волосы намного темнее твоих, она убирает их в строгую прическу. Но ты увидишь ее, скоро увидишь. Как только твой хоркрус выполняет свою миссию – часть души возвращается к тебе, и ты можешь увидеть все то, что она пережила со времени твоего ухода. Конечно, только в виде сна.
- Альбус, я правильно поняла… Если бы я захотела, то мы с Джеймсом могли бы отправиться дальше прямо сейчас? Мы были на вокзале, и никто не мешал нам ни купить билет, ни сесть на поезд.
- Да, милая, все верно. К сожалению, я не знаю, что бы случилось с остальными частями твоей души в этом случае. Знаешь, они ведь обладают собственной волей, они получают новый, отличный от твоего, жизненный опыт. Они меняются. Это непохоже ни на что из того, что я наблюдал раньше.
- Вам нравится наблюдать? – спросила Лили, поглаживая алое оперение феникса, который, казалось, внимательно прислушивался к их разговору.
- Конечно. Я волнуюсь за вас. Знаешь, в какой-то момент мне даже показалось, что одна Лили не захотела возвращаться.
Дамболдор внимательно посмотрел в удивленно распахнутые изумрудные глаза своей собеседницы, так похожие в этот миг на глаза ее сына. Похоже, он нашел на их дне то, что искал, поэтому удовлетворенно кивнул и продолжил.
- Скажи, а ты бы – отпустила?
Она кивнула. Что за странный вопрос! Каждая душа имеет право на свободу.
Минут через пять, справившись с неожиданно нахлынувшими чувствами, Лили заговорила, торопливо, будто боялась, что старый волшебник ее перебьет.
- Мне всегда казалось, что во мне живут несколько разных девушек. Иногда мне хотелось совершенно разных вещей одновременно. Например, в детстве – сладкого и соленого одновременно. И потом… одна часть моего Я была уверена, что надо первой подойти к сестре, принудительно сломать стену, возникшую между нами. Может, сказать какие-то резкие слова, в чем-то обидные. Сделать больно – но только сейчас, чтобы потом от этого стало лучше. Но победила другая часть, которая считала, что каждому нужно давать свободу выбора. И чем дальше, тем слабее становились эти голоса, эти противоречивые желания. В конце концов, сомнений уже не осталось. Я как будто стала собой. Наверно, это произошло после того, как я стала встречаться с Джеймсом.
- Понимаю. Теперь – понимаю, - медленно проговорил Дамболдор. – Так бывает у могущественных волшебников. Впрочем, не у них одних. Твоя магия оказалась настолько сильной, что остальные части твоей души не ушли навсегда, а остались. А потом ты нашла любимого человека, и ваша магия соединилась. Ты стала самой собой, и он тоже. Впрочем, о таких вещах не принято рассуждать вслух.
- Альбус, а почему вы решили поговорить со мной наедине?
- А как ты думаешь? - взгляд бывшего директора снова стал лукавым.
- Джеймс, - с улыбкой выдохнула Лили. – Да, мне кажется, он… ну, ревнует, что ли. Отчасти, конечно. Не к Гарри – а к остальным. Он привык, что я принадлежу ему и только ему.
- В каком-то смысле он прав, - неожиданно согласился Альбус. - Каждый из нас принадлежит только одному человеку.
В глазах старого мага появилась боль, и Лили поняла, что его сердце принадлежит человеку, который сейчас находится далеко отсюда. И он не знает, дождется ли его когда-нибудь. Поэтому она позволила себе вольность, поцеловав старого волшебника в морщинистую щеку, и побежала домой. А Дамблдор еще долго смотрел ей вслед, как будто размышлял о чем-то.
__________________________________

«Доброго тебе дня, Лили!
Вот и пришло мое время возвращаться. А это значит, что у твоей сестры все хорошо.
Я застала ее в тот момент, когда она пыталась свести счеты с жизнью. Не похоже на ту Петунью, которую ты знала после ее замужества, верно? Много лет она любила вещи, потому что не решалась полюбить людей. Такими, какие они есть – слабыми и несчастными, со своими проблемами и недостатками. Она не могла полюбить саму себя, мечтая стать волшебницей, и не имея такой возможности. Столько лет, умело растравляя ненависть к тебе, она училась ненавидеть и себя тоже. Ту свою часть, которая искренне любила Лили, которая верила в чудеса. Она никому и никогда бы не призналась в этом, даже самой себе. Только вот не забыть радостно екнувшего сердца, когда над домом первый раз закружила сова. Когда из развороченного камина вылетело рыжее семейство. Когда она получила свой первый (и последний) в жизни вопиллер. Не забыть ей и жгучей ненависти, которой была приправлена эта радость.
Петунья Эванс умела и желала любить. Но Петунья Дурсль разучилась это делать.
А потом из ее жизни исчез Гарри. Как и его мать, он вернулся в свой сказочный мир, к которому принадлежал с самого рождения. Ушел, так и не попытавшись понять, что же стоит за странным поведением тети, которая любила его так же сильно, как и ненавидела. Оборвалась последняя ниточка, рухнул последний бастион. Петунья Дурсль больше не видела смысла в том, чтобы жить.
Но не волнуйся, все это уже позади.
Если бы тебе довелось встретить свою сестру сейчас, могу спорить, ты бы ее не узнала. Теперь особенно ярко бросается в глаза ваше с ней сходство, как это ни странно: тот же рост и фигура, тот же мягкий овал лица. Знаешь, теперь Петунья даже двигается по-другому, как-то легко-легко, будто ее ничто на земле не держит.
Итак, живет твоя сестра теперь на Набережной Виктории, вместо того дома, что остался вам после смерти родителей. Купила небольшую квартирку с огромными окнами. Кажется, у нее появилась стойкая аллергия на загородные дома вместе с садами и клумбами. Работает она флористом и, надо признаться, работать у нее получается все лучше и лучше.
Но чем Петунья действительно может гордиться – так это своими отношениями с бывшим мужем и сыном. При разводе Вернон проявил себя как… как… у меня просто слов нет! Он устраивал Петунье истерики, шантажировал – боялся, что развод плохо повлияет на его репутацию. К тому же, теперь его некому стало обстирывать, некому готовить. Вот он и взбесился. Но твоя сестра держалась с холодным достоинством и лишь изредка позволяла себе поставить его на место. Кажется, после этого он проникся к ней уважением. Они даже могут общаться спокойно. А общаться им приходится нередко, ведь Дадли очень скучает по маме и старается как можно чаще с ней видеться. Кажется, он что-то начал осознавать. Они с Гарри даже обмениваются открытками по праздникам. Но это уже совсем другая история.
Последнее, о чем я хотела тебе рассказать – так это о том, что Петунья сменила фамилию. Теперь она снова Петунья Эванс».
___________________

- Джеймс?
Он заморгал, сгоняя сонное наваждение, но уже улыбаясь своей очаровательной жене. Лили, его Лили. Так странно – он до сих пор не мог в это поверить: эта красивая, добрая, чуткая женщина отдала свое сердце именно ему, такому шалопаю.
- Джеймс, мне кажется, нам пора.
- Пора – что?
- Пора уезжать, милый. Купить билеты, сесть в поезд.
Джеймс прислушался к собственным ощущениям – и вправду пора. Как ни замечательно было здесь, в кругу друзей, такая жизнь начинала уже тяготить. Однообразная, наполненная только воспоминаниями о прошлом. Но оставался нерешенным еще один очень важный вопрос.
- А как же пятый?
Лили на миг отвела взгляд и закусила губу – она делала так всегда, когда волновалась.
- Я думаю, с ним все в порядке, - медленно, будто через силу ответила она.
- Но ты же не видела его во сне и письма не получала? Так как же…
- Просто знаю, - пожала плечами Лили, и взгляд ее стал очень задумчивым.
- Эта часть души… это как с Хогвартсом, да? - Джеймс ничем не показал своего огорчения – он знал, что рано или поздно жена сама ему все расскажет. Лили уверенно кивнула, затем, набравшись храбрости, посмотрела мужу в глаза и прошептала:
- Она решила остаться с Северусом.
Впервые за долгое время это имя возникло между ними черной тенью, такой же грозной, как и ее обладатель. Северус – человек, которого Джемс почти ненавидел, которого презирал. И которого любила Лили. Она его любила… и что мог сделать с этим Джеймс? Продолжать делать вид, что мага с таким именем не существует? И – навсегда потерять доверие Лили. Нет, не ее любовь, которая сильнее любого предательства, любых обидных слов. Знать, что она никогда не расскажет ему о своих истинных переживаниях, что будет шептаться о своих секретах с кем-то другим? И – перестать понимать эту удивительную женщину? Никогда!
- Это твой выбор, и я его уважаю. Пусть та Лили будет счастлива. Пусть она сделает счастливым… Северуса, - уверенно сказал Джеймс.
Лили бросилась на шею мужу и чуть не задушила его в объятьях.
- Ты самый лучший, самый замечательный мужчина на свете, Поттер! И я горжусь тем, что ношу твою фамилию!

Северус никогда не говорил Лили о своих чувствах. Никаких громких заявлений (в духе Дамблдора) о том, что она – единственный лучик света, который не позволяет ему утонуть во тьме. Никаких громких заявлений о том, что он жить без нее не сможет. Просто он всегда был рядом: рассказывал ей о мире волшебников, защищал от неуемных маггловских детей, помогал в домашними заданиями по зельям, не позволял никому из слизеринцев подначивать ее. А когда она ушла – он погряз во тьме. Простив ей и разрыв отношений, и свадьбу с Поттером. Северус никогда, даже в мыслях, не осуждал ее, не пытался представить виновницей случившегося. Он был уверен, что сам не достоин этого. И ему никогда не приходило в голову задаваться вопросом – достоин ли ее этот Поттер. Раз она его выбрала – значит, достоин. Единственный его друг, Люциус, называл его чувства нездоровыми, манией, психозом и уговаривал оглядеться по сторонам, просто жить, подпустить к себе другую женщину. Но он ошибся.
В тот миг, когда умерла Лили – Северус тоже был готов умереть.
- Северус, - тихий голос музыкой звучал у него в ушах. – Не умирай.
Прямо на него смотрели глаза цвета ранней листвы. Северус, оглушенный и ослепленный, сел на диване и увидел, что на полу возле него сидит… Лили Эванс, четырнадцатилетняя девчонка с яркими-яркими веснушками на бледном личике. Лили перевела взгляд на прикроватную тумбочку, на которой стояли флаконы с зельями, и осторожно взяла один из них – в котором плескалась фиолетовая жидкость с золотыми вкраплениями. Liquor mors – «жидкая смерть», самый сильный из всех существующих магических ядов.
- Скажи, что я слабак, - голос Северуса был непривычно хриплым.
Она отрицательно покачала головой. Лили знала, что на этот раз ее возвращение будет не таким, как в предыдущих случаях. Что ей придется спорить и доказывать, убеждать и настаивать – и все равно он вряд ли ее примет. Если та, взрослая Лили была права, оставив человека, который не захотел меняться ради нее, выбрав свою вторую половинку - Джеймса, то эта четырнадцатилетняя девчонка ошиблась. Потому, что она предала своего самого близкого на свете человека. И Лили быстро-быстро затараторила, захлебываясь мыслями, путаясь в словах. Быстрее, чтобы Северус не успел перебить ее. О том, как она погибла от руки Темного Лорда и как оказалась на вокзале Кингс-Кросс. Как Дамблдор рассказал ей о хоркрусах, как она получила первое письмо. А он – молчал, и его молчание было недоверчивым и тяжелым. Как будто Северус пытался сложить обратно из осколков свое сердце, свою жизнь – и не мог.
- Значит, какая-то часть... твоей души… была привязана ко мне так же сильно, как к собственному сыну? – видит Мерлин, он искал способ ей поверить.
Но Лили решила быть честной до конца, поэтому отрицательно покачала головой.
- Прости… Сев… нет. Ты сам привязал меня к себе, потому что не мог без меня. Та Лили, взрослая… мы с ней… разные. Она иногда грустит, вспоминая о тебе, и сама не замечает, что вспоминает все реже и реже. Нет, ты не подумай, она никогда не сможет выкинуть тебя из своей жизниНо ей – никогда не будет по-настоящему больно, потому что ты простил ее. А мне будет больно – всегда. Потому что я совершила такую ошибку, которую невозможно исправить. Потому что для меня нет жизни без моего mi amice, меня самой нет без тебя.
Северус еще раз внимательно присмотрелся к сидящей на полу девушке. Лили… пшеничного цвета волосы, испуганное личико, быстро взлетающие вверх-вниз ресницы (она всегда начинает часто моргать перед тем, как расплакаться). Именно такой он узнал ее. Та Лили, которая была ему дорога четыре года, со дня их знакомства. Та Лили, которая слишком быстро уступила место серьезной и взрослой девушке и морщинками на лбу и уверенным взглядом. Та Лили, которую он уже разучился любить.
- Северус, пожалуйста, разреши мне быть рядом. В качестве друга.
- Чтобы растравливать мои раны? – тон его был излишне резким, зельевар сдерживался, чтобы не закричать.
- Но что же мне делать?
- Я не знаю. Лили не сказала своему пятнадцатилетнему amicus, что ему делать с той пустотой, которая осталась внутри него. И он заполнил пустоту чем мог – а выбор у него, признаться, был небольшой. Жизнь без мечты, без надежды, без любви. Жизнь… какое забавное слово. Извини, тот мальчик, к которому привязана ты – он еще умел любить. Но он давно умер. А сейчас перед тобой только верный сторонник Темного Лорда, лучший зельевар и окклюмент современности, которого ты совершенно не знаешь.
- Позволь мне узнать! – Лили порывисто наклонилась к нему, пытаясь схватить широкую ладонь, но он брезгливо отдернул руку.
- В. Этом. Нет. Ни. Малейшего. Смысла, - голос Северуса был таким же мертвым, как и его глаза. – Уходи.

- Я не понимаю… я правда не понимаю. Ведь это со мной ты познакомился в Паучьем Тупике, со мной ходил искать лунные ирисы в полнолуние Ничего не изменилось с тех пор! Просто ты сам, сам забыл СВОЮ Лили, Лили Эванс.
- МОЯ Лили носит фамилию Поттер, и теперь будет носить ее всегда, пока стоит мир, - она снова напоминает мне о том, что мне вспоминать вовсе не хочется, и у меня начинают трястись руки.
- Вот поэтому она и не смогла стать твоей! Ты – эгоист, Северус Тобиас Снейп, ты любил придуманный образ, идеал женщины, за которым не видел реального человека. Ты помнишь, какие цветы она любила больше всего на свете? Ты помнишь вкус ее губ? Ты помнишь только свою боль – и больше ничего. Скажи, а любил ли ты СВОЮ Лили по-настоящему? Или ты сначала привязался к единственной волшебнице, встреченной в маггловском мире? Потом – ценил единственного человека, который рискнул стать твоим другом? А затем – ревновал, что Поттер отобрал твою любимую игрушку?
- Убирайся, сейчас же, - я поднимаю палочку, готовый ударить зеленым лучом в грудь этой бестии. – Лили был предназначена для Поттера.
- Если бы это было абсолютной истиной – меня бы здесь не было.
Она сбегает вниз по ступенькам, и в глазах ее – отчаянная решимость. Я наблюдаю за тем, как дождь превращает рыжие завитки в тонкие темные пряди, как промокает до нитки летний сарафанчик, облепляя худенькую девичью фигурку... На минуту мне чудится, что это моя Лили убегает после нашей очередной ссоры, когда я опять сказал гадость о ее сестре Петунье. Видение растворяется, и мне становится все равно, что будет дальше с этой маленькой чертовкой.

А дальше – вихрь, круговорот событий, захватывающий, несущий меня неумолимо вперед, не учитывая мою волю. Волю? Да какая, к морщерогим кизлякам, воля? Я чищу зубы и ем, я просто заставляю себя спать и работать. И мне не сложно, нет, совсем не сложно притворяться живым человеком. Потому что в глубине души я еще помню – каково это: жить, чувствовать, любить.

В одно из воскресений, гуляя по Косой Аллее, я неожиданно ощущаю запах… ни на что не похожий, совершенно особенный запах лунных ирисов. Эти серебристые цветы – не только компонент некоторых редких зелий (таких, как зелье летаргического сна или живой смерти), но и просто мои любимые цветы. Легчайшие, невесомые, навевающие легки дурман. Я никогда не смогу выбросить из памяти ночь, когда мы с Лили собирали лунные ирисы в полнолуние, и моя рыжеволосая фея, надышавшись их ароматом, танцевала в лунных лучах. Ее нежная кожа будто светилась и мерцала, а глаза казались огромными и влажными, как у лани. В ту ночь мы с ней в первый и в последний раз целовались. А наутро, когда Лили задремала у меня на коленях, прямо посредине разговора, я прошептал: «Обливиэйт». Нет, она не забыла эту ночь, но ничего не помнила ни о танце, ни о поцелуе. Потому, что уже тогда я знал – она меня не любит, она уйдет от меня, растворится, как утренний туман. И мне не хотелось вызывать у нее жалость или снисходительную улыбку.
Я иду на запах, оставив недопитым кофе, а недописанную статью – мокнуть под дождем. И оказываюсь в странной художественной магической лавке, владеет которой знаменитый художник Мишель Сартр. Он так странно смотрит на меня и нес какой-то бред насчет, что не готов продать картину… но в итоге пейзаж оказывается у меня. Ночь, поле и серебристые ирисы. Я вешаю картину в спальне возле кровати.
Она оказалась очень необычной – эта картина. Пейзаж на ней меняется в зависимости от времени года и времени суток, но в то же время это каждый раз было одно и то же поле. Перед сном я каждый раз долго рассматриваю его и мечтаю о том, чтобы сделать шаг за раму и оказаться там – среди мягких прядей волнующейся на ветру травы, среди упоительных цветочных запахов, под бездонным небом. Только я не признаюсь в этом – никому и никогда. И даже себе – вслух. Потому что любые произнесенные слова – это почти заклинание.
А потом на меня наваливается осень. Промозглая и унылая осень 1982 года – пронзительные ветра, бесконечный дождь и новое амплуа профессора зельеварения. Конспекты уроков и стремление создать нужный имидж, знакомство со студентами, переезд в подземелья – все это хоть как-то занимает мои мысли, позволяя справляться в поистине черной тоской. И с одиночеством. Я до сих пор вижу во сне Лили, мою Лил.
Альбус думает, что подловил меня на чувстве вины – но он ошибается. Я не испытываю вину по отношению к Лили. За что? За то, что я был таким, какой я есть – неуступчивым, мрачным, замкнутым? За то, что я рассказал Лорду о пророчестве, до конца в него не веря и не зная, о каком ребенке идет речь?
Почему я еще дышу? Я не знаю.

1982-1984
Слизеринские змейки, которые все скопом заявились в кабинет Дамблдора с просьбой назначить меня их деканом. Постоянные дуэли в коридорах. Змейки, не смеющие глаз поднять, превращающиеся постепенно в ядовитых тварей, которые могут постоять за себя. Недовольные шепотки остальных преподавателей за моей спиной. Слушанье Визенгамота, полное оправдание. Завершающая стадия создания имиджа сальноволосого ублюдка. Звенящая тишина моих комнат в подземелье. Срыв. Погром лаборатории, новые шрамы от стекол, восстановление лаборатории. Попытка выжечь потускневшую метку каленым железом. Потеря сознания, разговор с Альбусом, два месяца в Мунго. Первая любовная записка от собственной студентки. Попытка самоубийства 30 января, в день ЕЕ рождения.

- Акцио флакон с ядом, - но я не успеваю договорить.
- Экспелиармус!
Она стоит передо мной, та же рыжеволосая бестия, только слегка старше. Неестественная бледность лица, глубокие тени под глазами, стальной взгляд. В первый миг я не узнаю ее.
- Убирайся вот, я не изменил своего решения.
- У тебя нет права приказывать мне, - голос ее звучит твердо, несмотря на то, что ресницы быстро-быстро трепещут, как крылья пойманной бабочки.
Я почему-то ожидаю, что она заговорит как Дамблдор – о моем долге перед магическим миром и перед сыном Лили, о том, что жизнь продолжается, а Мерлин не любит волшебников, превративших себя в подобие половой тряпки. Но она – упрямо молчит.
- Скажи мне, Северус, тебе на самом деле ХОЧЕТСЯ умереть?
- Не говори ерунды. Умирать не хочется никому. Просто я не могу жить. Хочу, отчаянно пытаюсь – и не могу.
- Я могу научить тебя. Если хочешь.
- Из этого ничего не выйдет, - устало опускаюсь в кресло, мне совершенно не хочется спорить.
- Тогда что ты теряешь? Почему бы тебе не попробовать?
- Зачем тебе все это? – задаю самый важный в этот миг вопрос.
- А и вправду, зачем, - рыжая бестия опускается на колени возле моего кресла и шепчет: «Легилименс». Я проваливаюсь в чужое сознание. Я вижу самого себя – нескладного тощего мальчишку в застиранный мешковатой одежде. Каждое слово звучит змеиным шипением и сочится ядом. Но Лили не замечает этого. Для нее я самый близкий человек на земле, безо всяких преувеличений. В жаркие летние дни она просыпается пораньше, чтобы поскорее умыться, собраться и выскочить из дома – встречать меня на «нашем» месте у реки. Я вижу каждую мелочь, каждый день, о котором успел позабыть. Желтые, как сливочное масло, кувшинки, за которыми я плавал для Лили на середину реки. Ночь, когда мы оба сбежали из дома, чтобы полюбоваться на звезды, и обещание данное друг другу на рассвете: никогда не расставаться, чтобы ни случилось. Я вижу самого себя совершенно другим – улыбающимся, задорным мальчишкой, готовым на тысячу шалостей ради одной улыбки. Страха нет, есть только восторг, как будто летишь на метле вертикально вверх и знаешь, что не упадешь, ни за что не упадешь. Она отпускает меня внезапно, так внезапно, что я чувствую, будто с меня сдирают кожу. Ощущение боли, потери и недоумения – за что?
Я не хочу боли и разочарований, - собственный глухой голос кажется мне чужим. – Шесть лет… шесть лет одна девушка была для меня всем. Но это не помешало ей в одночасье вычеркнуть меня из своей жизни. Дементор меня поцелуй, да я во многом был неправ! В своей жажде могущества, в презрении к маглам…Но Лили просила меня перекроить всю свою жизнь, не обещая взамен ничего, кроме ДРУЖБЫ. А мне была нужна не дружба… Ты думаешь, что если бы я оставил своих приятелей, если бы прекратил увлекаться темными искусствами – она стала бы встречаться со мной? Она бы продолжала отказывать Поттеру?
- Нет, - шепот девушки похож на легкий выдох.
- Дело не в том, кто перед кем виноват. А в том, что мы СЛИШКОМ разные. БЫЛИ разными. Ей хотелось, чтобы я выбрал СВЕТЛУЮ сторону вне зависимости от того, к кому привязан. Мне эти игры в тень и свет казались ерундой. Я всегда был, есть и буду на стороне дорогих мне людей. Я любил бы Лили, будь она пожирателем смерти или женой Дамблдора, стань она похожей на Грюма или превратись она в цветок. Она же могла любить только кого-то равного себе – светлого, сильного, открытого. Но я не мог по мановению волшебной палочки превратиться в ее идеал мужчины. Хотя мне очень хотелось.
- Мы с ней РАЗНЫЕ! Как ты до сих пор этого не поняло ТА Лили ушла вместе со своим мужем, а я – осталась с тобой. Ты сказал, что смог бы любить Лил любой – старой или молодой, красивой или уродливой. Так почему не можешь принять меня?
Северус закрыл глаза, а Лили взяла его за руку и куда-то повела. Зельевар никогда не думал, что его гостиная такая… большая. Пять шагов в одну сторону, десять – в другую, он столько раз мерил шагами эту комнату бессонными ночами. Но они шли и шли. Воздух стал прохладней и свежее. Северус открыл глаза и увидел, что идут они по залитому солнцем лугу, и высокая трава щекочет кончики пальцев. Зельевар остановился и посмотрел на свои ладони – длинные тонкие пальцы, ровная белая кожа, никаких шрамов от порезов или ожогов. Ему снова было одиннадцать. Нет, он помнил и то, как учился в Хогвартсе, и как получил темную метку, и все остальное, только теперь эти события казались такими далекими, будто случились сотню лет назад. Потери не ранили душу, ошибки не вызывали слезы. И, Мерлин великий, ему хотелось жить! Ему страстно, до судороги, хотелось жить. Ради этого ласкового солнца и высокого неба, ради теплой ладошки Лили, сжимающей его ладонь.
- Северус, мы всегда будем вместе?
- Что за вопрос, конечно!
- Пообещай мне. Обещай, что чтобы ни случилось, мы никогда-никогда не расстанемся. Даже если нас распределят на разные факультеты. Даже если…
- Тшшш, не надо этих «даже». Я обещаю, что никогда не брошу свою рыжую Лил.
И снова мир закружился, и зельевар оказался в своей гостиной в подземельях Хогвартса. Перед ним на стене висела картина, которую он приобрел у Мишеля Сартра.
- Нет, Северус, я не считаю, что ты слабак. Просто ты – тот человек, который не умеет жить без любви таким тебя создал Мерлин.
Зельевар сжал рыжее недоразумение в объятьях, будто боялся, что девушка неожиданно исчезнет. Кем бы она ни была – она единственный человек, которому не безразлична его судьба.
- Те, кто нас любит, всегда с нами, в нашем сердце, - сказала Лили. - И пусть мы не всегда можем их увидеть или обнять – мы можем слышать их голоса. СеверусЯ не смогу оставаться рядом… вот так. Но ты сможешь почувствовать мое присутствие в любой момент. Тебе нужно выполнить обещание, которое ты дал Дамблдору, которое ты дал самому себе. И после этого ты станешь свободным. Я заберу тебя с собой, туда, где нам все еще семнадцать лет. И ты сможешь начать жизнь с чистого листа, новую жизнь, где не будет всех этих ужасов.
Больше всего Северус боялся потерять Лили еще раз. Такого он просто не вынесет. Он коротко кивнул и снова прижал к себе Лили, СВОЮ НАСТОЯЩУЮ ЛИЛИ.
Впереди были десять лет преподавания в Хогвартсе, встреча с повзрослевшим сыном Поттеров, возвращение Темного Лорда, смерть Дамблдора и Финальная Битва. Впереди была смерть от ядовитого укуса Нагайны и победа магического мира. Пронзительные зеленые глаза и платформа Кингс-Кросс. Рыжеволосый вихрь, чуть не сбивший его с ног, холодная ладошка, сжавшая его руку до боли. Впереди была целая вечность, персональная вечность для Северуса Снейпа и Лили Эванс.

И – вместе, в этом мире и во всех остальных.

@темы: конкурс "фанфикшен"